Приверженность Шкловского идее
внеземного разума сменилась отрицанием.
Шварцман отрицает перспективу поиска
внеземных цивилизаций вне контекста
всей культуры человечества.

Альфред Барков

ЛИТЕРАТОР ВЛ. ХЛУМОВ:
ПСИХОАНАЛИЗ БЕЗ ФРЕЙДА
ИЛИ
ДЖОКОНДА АСТРОФИЗИКИ?

"Экспериментальное доказательство":
физики продолжают шутить?

"В этом состоит основной кризис современного естествознания", — пишет автор.

Кризиса не вижу. Как не вижу и "экспериментального факта" отсутствия сверхцивилизаций. Да и кто вообще сказал, что фундаментальной задачей современной науки является обнаружение внешнего разума? Представляется, что такое же сакраментальное "ожидание" было в средние века среди алхимиков. И то, что они "вечного камня" так и не открыли, о кризисе никак не свидетельствует. Наоборот, они намного продвинули естествознание вперед, создав солидную базу для появления химии как отрасли современной науки.

Но разберемся все-таки с исходными положениями. И начнем, пожалуй, с самого "интригующего" — с обстоятельств появления числа с сорока тремя миллионами нулей в показателе степени...

Я ... попытался сформулировать строго научную «постановку задачи». В сущности, все сводится к парадоксу Ферми, который на современном языке выглядит так.

Мы имеем два наблюдательных или, если угодно, экспериментальных факта: 1) возраст Вселенной Т = 10 млрд. лет (примерно), 2) характерное время t экспоненциального развития нашей цивилизации исчисляется десятками лет. Для простоты примем безусловно завышенную величину t = 100 лет. Возникает гигантское безразмерное число, характеризующее рост технологической цивилизации за время существования Вселенной: ... Можно утверждать, что вероятность отсутствия «Космических Чудес» в нашей Вселенной просто равна 10 в степени -43 000 000, т. е. равна нулю! Тем не менее, их никто не обнаружил даже после 20 лет поиска — наоборот, обнаружилось Великое Молчание Вселенной. Мир без чудес невероятен, но он существует — вот в чем парадокс...

А что, собственно, искали? Может, не то? Не так? Не там? Разберемся с этой экспонентой и невообразимо гигантским числом, которого не может быть нигде в природе.

... Итак, два "экспериментальных факта". По первому — возрасту Вселенной порядка 10 миллиардов лет — вопросов не возникает: его можно действительно считать фактом, установленным научно; то есть, с соблюдением всех требований научной методологии. А вот по второму "факту" автор явно отошел от нее, привнеся в построение вместо факта откровенно субъективную и ничем не подкрепленную оценку "характерного времени t экспоненциального развития нашей цивилизации". Которое составляет, якобы, несколько десятков лет. И которое для простоты принято равным ста годам. К оглавлению

Правда, в очень интересной статье В.Ф. Шварцмана "Поиск внеземных цивилизаций — проблема астрофизики или культуры в целом?", на которую ссылается автор, утверждается, что "лишь в XVIII в. началось экспоненциальное возрастание параметров науки". И, хотя оценка периода экспоненциального развития здесь несколько иная, то даже если в приведенное выше выражение вставить ее, то полученное число все равно останется невообразимо большим. Что может свидетельствовать ни о чем ином, кроме как о наличии откровенно грубой ошибки в оценке длительности этого периода — даже если согласиться с правомерностью использования этого математического выражения для характеристики процесса. А правомерность эта не может не вызвать серьезных сомнений: ведь привлеченная математическая формула далеко не тождественна метафоре "экспоненциальное развитие науки", которую так априорно используют к своих построениях физики.

И вот ведь что интересно: автор оценивает время экспоненциального развития технологической цивилизации всего в сто лет, в то время как Шварцман, говоря о периоде экспоненциального развития науки (которая, по его же справедливому определению, является лишь частью цивилизации), оценивает его как длящийся примерно лет триста. Вот как раз с этими оценками и необходимо разобраться.

Кто вообще научно доказал, что технологическая цивилизация развивается именно по экспоненте, причем на протяжении всего нескольких десятков лет? И вообще, что такое "технологическая цивилизация"? Это когда компьютеры с Интернетом, да когда во время уроков у деток в карманах пищат мобильники — это, что ли, цивилизация? При которой, по официальным данным Всемирной Организации Здравоохранения при ООН, в мире ежегодно умирают миллионы людей от самого обыкновенного голода? И когда среди наиболее обеспеченных прослоек населения даже в технологически развитых странах вдруг с темпами пандемии стал распростаняться туберкулез, который не берут самые патентованные антибиотики? Это в рамках цивилизации чудо технологического прогресса — суперсовременные "Боинги" — разрушают другое чудо — гигантские небоскребы? Когда миллионы телезрителей во всем мире имеют возможность наблюдать в реальном масштабе времени, как в центре столицы державы, крупнейшей в мире по размеру необъятной территории, танк прямой наводкой расстреливает Дом с легитимно избранными представителями высшего законодательного органа власти?

Ах, да — впечатляющие достижения науки за последние десятилетия... О которых Резерфорд не мог даже предполагать... Ведь в ту новогоднюю ночь ставшая символом ХХ века формула Эйнштейна E=mc² еще не была известна человечеству. И вон ведь как стремительно стала развиваться человеческая цивилизация — уже к середине века ей удалось высвободить предсказанную этой формулой колоссальную энергию. "Дефект массы" таки сработал. Над Хиросимой...

Нет, глубокоуважаемые господа физики; цивилизация — это не только научно-технический прогресс. Это — культура в целом. Причем культура не человека или группы людей, и даже не народа. А всей популяции в совокупности. А в этом вопросе, к сожалению, есть над чем задуматься... Но об этом — позже. Пока же нужно разобраться с оценкой характера "чисто" научно-технического прогресса.К оглавлению

Вот Резерфорд, например, явно был склонен к высокой оценке его состояния в XIX веке, и он имел для этого все основания. Ведь к началу ХХ века океаны бороздили громадные пароходы, по суше стремительно носились паровые экспрессы. Люди могли переговариваться друг с другом по проводам, находясь на огромном удалении друг от друга. Широко использовалась радиосвязь, изобретение системы трехфазного тока и двигателя внутреннего сгорания произвело настоящую революцию в промышленности. Были открыты радиоактивность и рентгеновское излучение, в воздух поднимались аэропланы, фотоуслуги и кинематограф уже были ощедоступны — Господи, да можно ли перечислить все, чего достигло человечество на протяжении XIX века? Это был действительно прорыв на пути научно-технического прогресса, хотя основную заслугу в этом вряд ли можно отнести только на счет науки — ведь большинство изобретений, изменивших лицо мира, было сделано вовсе не учеными.

Осмелюсь утверждать, что даже одно из многих изобретений — маленький инструмент весом менее одного грамма — оказало едва ли меньшее влияние на развитие производительных сил общества, чем все научно-технические успехи ХХ века. Речь идет о гениальной и до смешного простой идее, которая позволила, наконец, механизировать чрезвычайно трудоемкий швейный процесс и повысить производительность труда отрасли в десятки раз. Ведь Зингер запатентовал вовсе не швейную машинку; его гениальное изобретение — всего-навсего иголка. Правда, необычная — с ушком не на тупом, а на колющем конце. И вот сейчас, уже в начале третьего тысячелетия, именно эта иголка обшивает более чем пятимиллиардное население планеты Земля. Не будь ее, сегодняшний мир выглядел бы совершенно иным. Без компьютеров, лазерных дисков и электронной системы банковских расчетов как-то прожить еще можно; без штанов — никак нельзя: они нужны нам хотя бы для того, чтобы было куда нашивать новые латки...

И вот таких очень важных для землян изобретений и открытий в XIX веке было чересчур много для того, чтобы вот так произвольно начинать отсчет "экспоненты" уже после этого славного периода жизни человечества. И опять-таки, основой прогресса в XIX веке явилось не изобретательство как таковое, а совершенно иные факторы. Они очень хорошо описаны талантливым немецким философом XIX века, и с ними можно ознакомиться в любой библиотеке — этот философ известен миру как Фридрих Энгельс. Да, действительно — факторы, стимулирующие инициативу и ее результат — научно-технический прогресс, носят исключительно социальный характер. Введение системы мануфактур в Англии, отмена крепостного права в России, принятие Билля о правах в США — эти и множество других социальных факторов оказали на технический прогресс гораздо большее влияние, чем все открытия в области физики вместе взятые.

Вряд ли можно согласиться и с другой оценкой, Шварцмана, относительно двух-трехвекового периода бурного развития науки. Цивилизованное человечество не в состоянии сопоставить масштабность и значимость для развития общества даже современных научных открытий; тем более поражает то чувство превосходства, с которым мы — все без исключения — оцениваем достижения предшествующих поколений. Пифагор и его до примитивности простая таблица — люди, дорогие, да разве это не гениально по самому большому счету? Не говорю уже о пяти постулатах Евклида, к которым человечество за тысячи лет не прибавило ни одного нового — настолько совершенным оказалось математическое мышление древнего философа, что, слава Богу, созданный им научный аппарат до сих пор удовлетворяет нужды науки и техники в подавляющем большинстве случаев. А то, что древнеегипетские жрецы еще тысячи лет тому назад по положению Сириуса точно предсказывали актуальные для земледения сроки разлива Нила — это ли не подлинное научное достижение, поставленное на службу обществу?

Судя по древним гороскопам, в которых Зодиак сдвинут на целых два созвездия по отношению к нынешнему, их составители уже знали не только о Зодиаке, но и о том, как по нему в течение года ходит Солнце, в каких созвездиях и когда оно пересекает небесный экватор. Исходя из периода прецессии (28 тыс. лет), этим гороскопам никак не меньше четырех, а то и пяти тысяч лет. Примерно тогда же (или чуточку позже, но все равно уже тысячи лет тому назад) был создан чрезвычайно точный еврейский лунно-солнечный календарь, в основу которого заложен 19-летний период повторения одного и того же астрономического события: пребывания Солнца и Луны в одних и тех же небесных координатах в одну и ту же конкретную дату, в одно и то же время. А ведь нужно было не только обнаружить это и точно измерить (кстати, без телескопов, биноклей и хронометров!), но и обобщить, создать теорию с предсказательными свойствами на много лет вперед, и потом уже, на основании теории — разработать самый точный в истории человечества календарь. К оглавлению

Если это не подлинно научный прорыв, то пусть кто-то из физиков, который владеет объемом информации, в тысячи раз превосходящим объем знаний древних, сядет за стол с карандашом в руках и, по примеру древних, начиная с нуля — без подсказок, шпаргалок и современных справочников — создаст вот такой календарь. Или хотя бы набросает план, как его создать. На самый худой конец задачу можно сузить: если не сам календарь, то хотя бы методику точного измерения временных отрезков при полном отсутствии самых примитивных маятниковых часов, не говоря уже о кварцевых или атомных... Вот и техническое задание: погрешность измерения интервалов не должна превышать трех с половиной секунд... Древним иудеям как-то удавалось измерять время с такой точностью (у них минимальной единицей измерения временных отрезков служил хелек, а их в одном часе — 1080; то есть, каждый хелек равен примерно 3,5 сек.)

И вот когда кто-то, отрешившись на время от калькуляторов, компьютеров, привычных часов и толстых справочников, с высоты своего положения Жителя XXI века решит такую задачу, вот тогда мы и спросим его уже достаточно квалифицированное мнение о том, действительно ли научно-технический прогресс насчитывает всего две-три сотни лет... А пока же самим себе сделаем полезную зарубку в памяти: наука — это не только когда при обращении к молодым коллегам употребляется слово "батенька"; и не только когда Благодарное человечество с придыханием повторяет сенсационные околонаучные глупости, высосанные из пальца не очень щепетильными репортерами. Наука начинается тогда, когда человек в беспорядочном сочетании каких-то (даже общеизвестных) данных находит закономерности, строит обобщения и на их базе — достоверные прогнозы. А это, практически, вся жизнь и деятельность любого сапиенса, кем бы он ни был.

Идем мы по этому пути не сто и не триста, и даже не пять тысяч лет. Возможно даже, что прогресс начался еще до того момента, когда один из приматов слез с куста и впервые в истории взял в руки камень или палку. А уж когда соединил их вместе, то это достижение технологической мысли оказало гораздо большее влияние на прогресс популяции прямоходящих, чем все научные открытия и изобретения за последние триста лет. А ведь после иобретения этого примитивного орудия производства было еще и колесо — с тех пор вряд ли превзойденный в своей масштабности революционный прорыв на пути научно-технического прогресса. Стоит ли говорить, что приручение диких животных в качестве домашнего скота и выращивание продуктов питания — куда более значимые вехи на пути прогресса человечества, чем радио, телевидение, Интернет, спутники (далее — везде...)?

... С учетом этого строить по примитивным формулам какие-то надуманные экспоненты для характеристики сложнейших социальных явлений, описываемых (не всегда удачно) десятками различных дисциплин, по меньшей мере бесперспективно. Самое лучшее, что можно при этом получить, — сорок три миллиона нулей. Причем не только в показателе степени...

Однако автор "Научно открываемого Бога" оперирует результатом этого более чем странного математического выражения, как если бы эти сорок три миллиона нулей были результатом методологически выверенного, безупречно построенного научного доказательства. И на какое-то время создается впечатление, что он не то что осознанно верит в то, что пишет, а, находясь под гипнозом авторитета крупных (или просто известных) имен, повторяет чужие сентенции, не задумываясь над их абсурдностью — скажем, интерпретацию математического выражения уважаемого всем прогрессивным человечеством Ферми. Правда, при этом автор оговаривается, что-де пишет не для всякого Дяди Васи (который может ненароком спутать этот "парадокс Ферми" с теоремой Ферма), а для тех кто "интересуется". И вот даже для этой избранной и математически подкованной аудитории не дается никаких объяснений относительно того, почему многовековый прогресс культуры, который не описать никакими многотомными энциклопедиями, вдруг ни с того ни с сего заменяется совершенно надуманным фактором, якобы проявившемся на исторически ничтожном временном отрезке длиною всего в сто лет, и втискивается в формулку, которая явно же никакого отношения к рассматриваемому вопросу иметь не может.

... Так получилось, что "Научно открываемого Бога" я нашел уже после того, как роман "Мастер дымных колец" был прочитан. И, хотя такое емкое по содержанию произведение должно надежно отлежаться в подкорке прежде чем о нем выносить какое-то суждение, уже было ясно, что Вл. Хлумов, насытивший свой роман глубокой многоплановой философией, просто не мог вставить "всерьез" примитив типа "парадокса Ферми" и тем самым перечеркнуть содержание романа.К оглавлению

Но при этом бросается в глаза странная деталь. Уделяя довольно значительное место творчеству поборника идеи поиска внеземного разума И. Шкловского (которое уже заняло свое достойное место в пантеоне идей в одном ряду с такими фигурами, как академики Лысенко, Тихов и Лепешинская), автор без видимой тени улыбки подает этот материал таким образом, что у людей, которые "интересуются", не может не сформироваться ощущение преднамеренного гротеска, выстраиваемого из чисто биографических фактов в подчеркнуто нейтральной манере. И действительно, сумев не выразить прямо своего собственного мнения в отношении хотя бы одного из взаимоисключающих построений, автор контрастным штрихом подчеркивает, что былая приверженность Шкловского идее внеземного разума вдруг резко сменилась отрицанием самой возможности существования такого разума. Ну просто ренегатство какое-то несерьезное, ей-Богу... При этом собственных оценок автор не излагает, чисто по-романному предоставляя читателю возможность сделать вывод самостоятельно. И вот на такой "чисто романный" метод композиции, несовместимый с научным творчеством, и намекает уже в самом конце статьи якобы не к месту заданный, и внешне совершенно риторический вопрос: "Возможны ли подтексты в научных высказываниях, двусмысленности, вероятностная интерпретация?"

Но это — не единственный из таких "романных" композиционных приемов в этой работе. Адресуя к статье В.Ф. Шварцмана, автор фактически подводит читателя к точке зрения, противоположной им самим излагаемой. Ведь уже сами слова Шварцмана: "Наука есть лишь часть, элемент культуры" дезавуируют "экспоненциальную" методику "по-Ферми", не говоря уже о том, что Шварцман отрицает перспективу поиска внеземных цивилизаций вне контекста всей культуры человечества.

Благодаря отмеченным композиционным приемам, в научной по форме статье "Научно открываемый Бог" неизбежно появляется второй смысловой пласт, опровергающий то, что декларируется открыто. Обретая таким образом полемический контекст, материал меняет свой жанр: из якобы "чисто" научной статья неизбежно превращается в публицистический памфлет. В котором, как и в романе "Мастер дымных колец", иронично высмеиваются потуги только что слезшей с куста популяции приматов с еще совершенно младенческим (по меркам Вселенной) сознанием объять всю Вселенную.

Таким образом, речь фактически идет о скрытой сатире со всеми вытекающими выводами в отношении структуры текста: по теории мениппеи, останавливаться на которой здесь не место, в тексте должна быть выражена "истинная" позиция автора. Авторы мениппей, не зная теории, интуитивно создают художественные произведения со сложнейшей структурой. И все потому, что благодаря своему художественному чутью все равно следуют законам эстетики — объективным законам Природы.

Да, в данном случае автор поступил в соотвествии с объективными законами эстетики (то есть, Природы): включил таки в тест обязательную врезку, которая обозначает его собственную позицию:

Такое число должно насторожить любого здравомыслящего теоретика (на своем опыте общения знаю, что на самом деле это далеко не так — видно, теоретики теряют свое здравомыслие за определенной чертой).

... Похоже, это действительно так. Чтобы определить черту, за которой теоретики теряют свое здравомыслие, давайте-ка попробуем разобраться с идеями И. Шкловского.